Послушания ради Христова и твоего ради повеления и святаго ради твоего благословения, отче святый(*), и прошения ради раба тово Христова(*) не отрекуся сказати вам о Христе Исусе. Но не позазрите скудоумию моему и простоте моей, понеже грамотики и философии не учился, и не желаю сего, и не ищу; но сего ищу, како бы ми Христа милостива сотворити себе и людем и Богородицу и святых его А что скажу вам просто, и вы, Бога ради, собой исъправте со Христом, а мене, грешнаго, простите и благословите, и помолитеся о мне ко Христу и Богородице и святым его. Аминь.

    Родился я в деревне. И как скончалися отец мой и мати моя, и аз, грешный, идох¹ во град некий(*), зело велик и многолюден, а град благочестивой, христианской, и пребых в нем седм лет.

    И прииде ми помысл възыскати пути спасения, и идох ко всемилостивому Спасу во святую обитель Соловецкую(*), ко преподобным отцем Зосиме и Савватию(*). И тако ми благодать Христова поспешила: отцы святии приняли мя с радостию, а иным отказали. И сподобил мя Христос и Богородица и святии его быти у них в послушании седмь лет, не зазорно пред Богом и не укорно пред человеки; вси мя за послушание любиша. И по сем святый отец наш архимарит Илья(*) и прочии отцы возложили на мя святый иноческий образ. И в том иноческом образе сподобил мя Бог быти у них в послушании пять лет; и всего двенадцать лет был у них.

    И как грех ради наших попустил Бог на престол патриаршеский наскочити Никону, предотече антихристову, он же, окаянный, вскоре посадил на Печатной двор врага Божия Арсения, жидовина и грека, еретика бывшаго у нас в Соловецком монастыре в заточении(*). И той Арсен, жидовин и грек, быв у нас в Соловках, сам про себя сказал отцу своему духовному Мартирию священноиноку(*), что он в трех землях был, и трою² отрекался Христа, ища мудрости бесовския от врагов Божиих. И с сим Арсением, отметником и со врагом Христовым, Никон, враг же Христов, начаша они, враги Божии, в печатныя книги сеяти плевелы еретическия, проклятыя, и с теми злыми плевелами те книги новыя начаша посылати во всю Рускую землю на плач и на рыдание церквам Божиим, и на погибель душам человеческим.

    Тогда у нас в Соловецком монастыре святии отцы и братия начаша тужити и плакати горько и глаголати сице: "Братия, братия! Увы, увы! Горе, горе! Пала вера Христова, якоже и в прочих землях, в земли Руской - Христова, двема врагами Христовыми, Никоном и Арсеном". Паче же всех прежереченный Мартирий священноинок обливашеся горкими слезами, возвещая трикратное отречение Арсениево от Христа, Бога нашего, оберегая детей своих духовных и прочию братию от Арсения, отступника и еретика.

    Тогда и аз, многогрешный, со святыми отцы тужа и плача, пребыл с ними время некое. И от тоя тоски и печали, по совету и по благословению старца келейнаго и отца духовнаго, взем³ книги и иная нужная потребная пустынная, и благословил мене старец образом пречистыя Богородицы со младенцем Исус Христом, - медяным, вольяшным⁴, и изыдох от святаго монастыря, милости у Христа просити себе и людем, в дальнюю пустыню на Суну-реку, на Виданьской остров: от Соловков четыреста верст, а от великаго озера Онега - 12 верст.

    И тамо обретох старца, именем Кирила(*), чюдна и славна житием, пребывающа в молитвах, и во псалмех, и в посте, и милостыню творяше велику сиротам и вдовицам. Держаше бо той старец у себе в пустыне толчею и мелницу на нужную потребу себе, а иное все отдаваше требующим Христа ради. И той мя старец принял к себе в пустыню с великою радостию и удержа мя у себе Христа ради.

    И бе со старцем в келии живяше бес зело лют, много бо старцу пакости творяше во сне и на яве. Негогда бо той старец Кирило изыде ис тоя пустыни во Александров монастырь(*) духовныя ради потребы ко отцем духовным и приказал свою пустыню назирати отцу своему родному Ипатию и зятю своему Ивану(*), в деревне живущим, 12 верст от его пустыни. "А в келию мою, - рече, - не ходите", - оберегая их старец от беса, сице рек.

    Зять же его Иван соблудил со женою своею и, не обмывся, взем соседа своего, именем Ивана же, о сем сказа нам жена его последи, и идяше пустыни  дозрети. И не послушаша старцева наказания, внидоша в келию его и возлегоша спать. Бес же Ивана поганаго до смерти удавил, и власы долъгия кудрявыя со главы содрал, и надул его, яко бочку великую, а другаго Ивана вынес ис кельи в сени и выломил ему руку.

    И той Иван живой спал в кельи в сенех день да нощь. И как наполняшеся сутки, он же пробудилъся, яко пьян, и, рукою своею не владея, приполъзе ко Ивану удавленому, хотяше бо его разбудити, и узре его удавлена, отекша, надута, и ужасеся зело, едва ис келии исползе на брюхе и на коленах. И кое-как приползе во другую во странноприимную келью и тут полсуток со умом собирался. И по сем сволокся в карбас и пустился на низ по реке.

    И принесе его вода в деревню ко Ипатию, тестю Ивана удавленаго. Он же взем людей, и иде в пустыню и в келью старцеву, и взяша зятя своего, и понесоша. И треснула кожа на Иване удавленом, бе бо надул его бес крепко и туго зело, и истече крови много в келье. Они же ужем⁵ связаша ему брюхо, и на древе несоша его в карбас, яко бочку, и везе на погост, и в яму в четыре доски положиша, тако и погребоша.

    Сия ми вся поведа старец Кирило, и Иван безрукой, и Иван Лукин, которой тово удавленово носил и погребал.

    И после того та келья стояше пуста, а старец Кирило в странноприимной келье живяше. И послаша мене старец в ту келью жити, идеже бес живет. Аз же, грешный, старцу рекох сице: "Отче святый, помози ми во святых своих молитвах, да не  сотворит ми дьявол пакости!" И рече ми старец: "Иди, отче, Христос с тобою, и Богородица. и святии его, да и аз, грешный, в молитвах буду помогати тебе, елико Бог помощи подаст". И благослови мя в келию ити. Аз же со благословением старцевым идох в келию ту, идеже бес живет.

    И нача сердце мое трепетатися во мне, кости и тело дрожати, и власы на главе моей востали, и нападе на мя ужас велик зело. Аз же, грешный, положил книги на налой, а образ вольяшной медяной пречистыя Богородицы со Исус Христом поставил в киоте, и благодаря Бога и Богордицу и святых его всех, и на помощь призывати их себе, да не дадут мя в поругание бесу. И много о сем докуки было всяко, простите мя Бога ради. Посем кадило нарядил, и покадил образы, и книги, и кулию, и сени, и поклоны, и иное правило по преданию старца келейнаго. И продолжися правило до полунощи и больше; сие было до Крещения Христова за два дни. И утомяся довольно, и возлег опочинути, и живоносным крестом Христовым оградил себя трижи, призывая Христа и Богородицу и святаго ангела-хранителя моего, да сохранит мя и оборонит от беса силою Христовою. И абие⁶ сведохся в сон и спах до заутрени мирно и тихо, ни страха ни духа бесовскаго не ощутил.

    И благодатию Христовою, и образом вольяшным медяным пречистыя Богородицы изгнан бысть бес ис келии тоя. Посем и старец Кирило прииде ко мне в келию ту жити. И жил я в той келье у старца 40 недель - не видали мы беса ни во сне, ни на яве. А как я вольяшной медяной образ пречистыя Богородицы ис келии от старца Кирила вынес во свою пустыню и во свою келию, да и сам вышел от него, так бес и опять к нему в келию пришел жить с ним. Старец же Кирило, не бояся беса, жевет с бесом, терпит от него всякую обиду и пакости во сне и на яве. О сем мне сам Кирило последи сказал в духовне.

    А живя у старца в келии, по его благословению, на том же острову, от его келии полверсты, строил себе келейцу малую, безмолъвия ради и уединения, о пяти стенках: меж углы - одна с локтем сажен,  а другая - полсажени поперек, а вдоль - с первую; малая - книг ради и правила, белая, а другая - рукоделия ради и покоя. И егда совершил келейцу помощию Христовою, и покрыл, и стенки вытесал, и опечек зделал, и образ вольяшной медяной пречистыя Богородицы со Исус Христом внес и поставил на белой стенке, и помолился ему, свету Христу, и Богородице-свету, и рекох ко образу сице: "Ну, свет мой Христос и Богородица, храни образ свой и келейцу мою и твою!"

    И поклоняся ему, и идох ко старцу в пустыню; и пребых у него два дни труда ради мелничнаго.

    И на третей день идох во свою пустыню и узрех издалеча келейцу мою, яко главню стоящу. И вострепета во мне сердце мое, и потекоша от очей моих слезы на землю, и нападе на мя печаль великая, и не могох с того места никамо же двигнутися от горькия печали. И начах вопити к Богородице, зря на небо, и на келию, яко на главню, взирая, сице вопя: "О, пресвятая госпоже, владычице моя Богородице! Почто презрела еси бедное мое моление, и прошение отринула, и приказу моего не послушала, келейцы моея и своея не сохранила, но и образа своего не пощадила! Се ныне мне, бедному и грешному, где работати и славу воздати Христу, сыну твоему, свету нашему и Богу, и тебе, свету?! Где мне милости просити у Христа и у тебе и бремя греховное отрясати, яже от юности моея накопишася? Где быти безмолвию по преданию святых отец? Где рукоделию быти и от того питатися, по Христову словеси и святых отец? Где старца келейнаго преданное правило наполняти? И иная, подобная сим.

    И вздохнув, на небо зря, милости прося у Христа и у Богородицы, и идох к келии огорелой.

    А около келии приготовлено было на сенишка лесу много, то все пригорело. А у кельи кровля по потолок вся съгорела, и около кельи чисто все огнь полизал.

    Аз же, грешный, воздохня от печали, внидох в келию огорелую.

    О, чюдо неизреченное Христово и пречистыя Богородицы - в келии чисто и бело, все убережено, сохранено: огнь в келию не смел внити, а образ на стене стоит пречистыя Богородицы, - яко солнце сияя, показа ми ся! И обрати ми печаль в радость. И воздех руце мои на небо, хвалу и благодарение воздая Христу и Богородице. И падох предо образом на землю лицем, и помоляся поклонами и молитвами, да поможет ми Бог паки келейцу построити.

    И помощию Христовою и пречистыя Богородицы у келейцы верьх нарубил и покрыл, и стены и углы огорелыя досками обил, и сенечки построил. А старец Кирило и печь склал каменную со глиною. И благодатию Христовою келия моя совсем стала готова. И по малех днех взем у старца Кирила благословение и идох во свою келию и во свою пустыню, милости просити у Христа и Богородицы и святых его себе и людем.

    И по двух неделях начаша ко мне в келию беси приходити по нощем, устрашающе мя и давляше, не дающе ми опочинути. И того было не мало время. Аз же, грешный, много о сем моляхся Христу и Богородице, да избавит мя от бесов. Беси же таки, что день, то пуще устрашают мя и давят. Аз же прилежнее притекаю и молюся Христу и Богородице, да избавит мя от бесов. И некогда, после правила моего, с великою боязнию возлег опочинути, моляся прилежно Богородице, и абие сведохся в сон. И отворишася сенныя двери, а в келейце моей стало светло в полунощи. И паки келейныя двери отворишася, и внидоша в келию ко мне два беса; и поглядели на меня, и скоро въспять возвратилися, и келию мою затворили, и невесть камо ищезоша. Аз же помышляю, чесо ради беси не давили мене и не мучили. И смотрю по келейце моей туды и сюды, а в келии светло, а я лежу на левом боку. И возрех на правую руку - и правой руке на мышце моей лежит образ вольяшной медяной пречистыя Богородице. Аз же, грешный, левою рукою хотел его взять - ано и нету. А в келии стало и темно. А икона стоит на стене по-старому. А сердце мое наполнено великия радости и веселия Христова. Аз же прославих а сем Христа и Богородицу. И от того часа близ году не видал, ни слыхал бесов ни во сне, ни на яве.

    И паки некогда после правила моего, мнит ми ся в полунощи или и дале, возлегшу ми опочинути от труда, и абие сведохся в сон тонок. И приидоша ко мне в келию два беса,  один наг, а другой ф кавтане. И взем доску мою, на нейже почиваю, и начаша мене качати, яко младенца, и не дадяху ми опочинути, играюще бо. И много сего было у них. Аз же, осердяся на них, востал со одра моего скоро и взем беса нагово поперек посреде его, он же перегнулъся, яко мясище некое бесовское, и начах его бити о лавку, о коничек, и  вопиюще сице к высоте небесней великим голосом: "Господи, помози ми! Пречистая Богородица, помози ми! Святый ангеле мой хратителю, помози ми!"

    И мнит ми ся в то время, кабы потолок келейной открывается и прихожаше ми сила Божия оттуду на на беса, еже мучити его. А другой бес прямо дверей стоит в велице ужасе и хощет вон бежати ис келии, да не может, нозе бо его прилепишася к мосту келейному. И мучится, тянет нозе свои, от земли оторвати хощет, да не может, и сего ради бежати нельзе ему. Аз же велегласно вопию ко Господу, по выше реченному.

    И сего было время немало. И не вем, как бес из рук моих ищезнул. Аз же возбнухся⁷, яко от сна, зело устал, биюще беса, - а руце мои от мясища бесовского мокры.

    И после того больше году, мнит ми ся, не бывали беси.

    И по сих в некое время, до Покрова за две недели, после правила моего, возлегшу ми по обычаю моему на месте моем обычном, на голой доске, а глава ко образу пречистыя Богородицы, от образа пяди три или две. И еще ми не уснувшу, отворишася двери сенныя скоро зело и пылъко, да и келейныя двери скоро-скоро зело отворишася. И вскочил ко мне в келию бес, яко лютой и здой разбойник, и ухватил мене, и согнул вдвое, и съжал мя крепко и туго зело: невозможно ми ни дышать, ни пищать, только смерть. И еле-еле на великую силу пропищал в тосках сице: "Николае, помози ми!" Так он мене и покинул, и не вем, куды делся.

    Аз же, грешный, собрався со душею моею, и со слезами начах глаголати с великою печалию ко образу вольяшному пречистыя Богородицы сице: "О, пресвятая владычице моя Богородице! Почто мя презираеши и не обрежеши мене беднаго и грешнаго! Я веть на Христа-света и на тебя-света надеяся, мир оставил, и вся, яже в мире, и монастырь оставил, и идох в пустыню работати Христу и тебе, и всю мою надежу во всем возложил на Христа и на тебя. Видиши ли, владычице моя Богородице, вмале⁸ веть разбойник-от, злодей, меня не погубил, а ты не бережеши мене! Богородице, свет моя, не покинь мене, беднаго раба твоего, обороняй мене от злодеев тех!" И иная, подобная сим.

    И от печали тоя великия наиде на мя сон. И вижу себя седяща посреде келейцы моей на скамейке, на нейже рукоделие мое временем делаю. А Богородица от образа прииде, яко чистая девица, и наклоняся лицем ко мне, а в руках у себя беса мучит, кой меня мучил. Аз же зрю на Богородицу и дивлюся, а сердце мое великия радости наполнено, что Богородица злодея моего мучит. И даде ми Богородица беса уже мертваго в мои руки. Аз же взем у Богородицы из рук беса мерътваго и начах его мучити в руках моих, глаголяще сице: "О, злодей мой, меня мучил, а и сам пропал!" И бросил его в окно на улицу. Он же и оживе и востал на ноги свои, яко пьян. И рече ми бес сице: "Уже я опять к тебе не буду: иду на Вытерьгу", бе бо Вытерга волость велика(*) тамо есть. И аз рех ему: "Не ходи на Вытергу, иди тамо, где людей нету". Он же, яко сонной, побрел от кельи прочь. Аз же яко от сна убудихся и обретохся вместо печали в великой радости, и прославих Христа и Богородицу-света.

    А живя я в пустыне, сподобил мя Бог питатися от рукоделия. А иное боголюбъцы приносили Христа ради, и я у них принимал, яко от руки Христовы, прося им милости у Христа и Богородицы и святых его. А что Христос пришлет и паче потребы моея рабы своими, и аз то паки отдавал требующим Христа ради. И о всех сих - слава Христу и Богородице и святым его всем во веки. Аминь.

    А в пустыне жити без рукоделия невозможно, понеже находит уныние, и печаль, и тоска велика. Добро в пустыне - псалмы, молитва, рукоделие и чтение. Так о Христе Исусе зело красно и весело жити. О, пустыня моя прекрасная!

    И во сто седмьдесят третьем году(*), после Велика дни(*) вскоре, от труда рукодельнаго и правилнаго возлег на одре моем опочинути и абие сведохся в сон тонок. И скоро отсени ко дияволу и хощу его рукою моею живоносным крестом Христовым оградити, он же побежал от меня. Аз же, яко за разбойником, за бесом гонюся, и ухватил его поперек, и согнул его вдвое, и начах его о сенную стену бити, а сам воплю великим голосом к высоте небесной, глаголюще сице: "Господи, помози ми! Богородица, помози ми! Ангеле мой святый, помози ми!"

    И мнит ми ся тогда на уме моем, кабы от высоты небесныя от Бога приходит ми помощь великая на беса, мучити его.

    И того у мене труда было много над бесом. И не вем как, из рук моих выскочил и ушол. Аз же, грешный, яко от сна, вострепенул, зело устал, умучился, беса биюще. И скоро нападе на мя уныние и печаль велика, и бых яко изумлен до часа десятаго и  больши того дни.

    И после обеда от печали  тоя великия возлег опочинути в келии. И абие бысть шум велик, и дым в келию мою вниде. Аз же востах скоро со одра и идох шума видети, и узрех: у келии моей огнь велик зело дышет, сьел у мене дров шесть сажен, да каръбас, да и иново лесу немало. А пламя вверьх дышет саженей на пять и хощет келию мою полизати скоро и сурово.

    Аз же видех беду скорую, наносимую от злодея моего, от рабзойника, от беса, и кинулъся скоро-скоро к Богородице в келью. И воздех руки мои на высоту небесную и завопел великим голосом ко образу вольяшьному медяному пречистыя Богородицы, сице глаголюще: "О, пресвятая владычице моя Богородице! Помози ми, рабу твоему! Избави мя от напасти сея, наносимыя ми от злодея моего, от разбойника! Сохрани келейцу свою и мою от огня сего, якоже и преже сего сохранила еси!" И ударился о землю трою предо образом и изыдох ис келии.

    О, чюдо преславное! О, диво великое! О, милость великая и скорая Христова и пречистыя Богородицы! Ветр бо стал дуть и отвратил пламя огненное от келии моей. И благодатию Христовою и пречистыя Богородицы заступлением пребысть келия моя сохранена от огня и ничим же не врежена. О всех сих слава Христу и Богородице!

    Что же по сих? Не возможе бо диявол пакости сотворити ми, келии  моей сожещи, он же, злодей, инако покусися: насадил бо ми  в келию червей множество-много, глаголемых мравий; да не позазрите ми, отцы святии и братия, - всяка плоть не похвалится пред Богом(*), - и начаша у мене те черьви-мураши тайныя уды ясти зело горько и больно до слез. Аз же, многогрешный, варом⁹ их стал варить. Они же ми ядяху тайныя уды, а иново ничево не ядят - ни рук, ни ног, ни иново чево, ткомо тайныя уды. Аз же давить их стал руками и ногами. А они прокопаша стену келии моея, и идяху ко мне в келию, и ядяху ми тайныя уды. Аз же келию мою землею осыпал и затолок крепко и туго, а они, не вем како, и землю, и стену келейную прокопаша и ядяху ми тайныя уды. И гнездо себе зделали пот печью, и оттуду исхожаху ко мне и ядяху ми тайныя уды. И аз гнездо их кошницею¹⁰ носил в воду, а они больши тово наносят всяково порошья¹¹ туды. И тово у меня было труда с ними много:  что ни делаю, а они у меня кусают за тайныя уды. Много помышлял мешок шить на тайныя уды, да не шил, так мучился. А иное помышлял - келию переставить, да не дадяху бо ми ни обедать, ни рукоделия делати, ни правила правити. Многажды бо правило по книге на улице у креста большово говорил: где ни стану в келии, а они за тайныя уды кусают. Горько и больно!

    И тоя напасти бесовския было больше трех месецов. И напоследи  уже сел обедать, а тайныя уды крепко закутал, а они же, не вем как, достигъли и укусили. И слезы изо очей моих потекоша. Аз же востах ото обеда, - не до обеда стало, - и воздех руце мои, и возопил ко образу вольяшному пречистыя Богородицы, глаголюще сице: "О, пресвятая владычице моя Богородице! Избави мя от напасти сея бесовския!" И ударихъся трою о землю, и больше, со слезами. И от того часа перестали у меня мураши тайных удов кусати и ясти. Да и сами  помалу-малу вси исчесзоша, и не весьть камо дешася. И о всех сих слава Христу и Богородице!

    Простите мя, отцы святии и братия! Согрешил я: много веть я мурашей тех передавил, а иных огнем пережег, а иных варом переварил, а иных в землю закопал, а иных в воду множество-много кошницею переносил и перетпил в воде. Колико-то себе труда тово суетново сотворил, муки той принял бездельной¹²!

    Хотел, было, окаянной, своею суетною немощною человеческою силою и промыслом келию себе очистити от проказы бесовския: давил, да огнем сожигал, да в воду носил, ано никако силою человеческою сего невозможно сотворити. А сего и на разум тогда не попало, что было воспети о сем ко Христу и Богородице и святым его. Видите ли, отцы святии и братия, колико немощна сила человеческая! И худаго и малаго червня, и ничтоже мнимаго, без благодати Духа Святаго невозможно одолети; не токмо зверя, или беса, или человека, но и худаго и ничтоже мнимаго всякаго дела без помощи Божии невозможно исправити.

    По сем простите мя, отцы святии и братия, в слове, и в деле, и в помышлении и благословите и помолитеся о мне, грешнем, Христу и Богородице и святым его. А я, грешный, должен о вас молитися - о чтущих, и о слушающих, милость, и пречистыя Богородицы, и святых его всех, и на домех ваших, во веки веком. Аминь.