О   НАЧАЛЕ   СТАРООБРЯДЧЕСТВА

   Весьма трудно определить начало, скажем так, церковного перелома, иначе начало старообрядчества и начало господствующего исповедания. Должны сделать две оговорки.

 Имеем в виду не хронологическую дату, не год и не месяц, а смысл или самую сущность изначального момента того, что мы сейчас только назвали церковным переломом. Говорим также не о происхождении старообрядчества, не о первом дне отделения старообрядчества  от  господствующего  исповедания.

 В ученых рассуждениях, на миссионерских беседах и даже в частном обиходе принято говорить о происхождении старообрядчества, его времени и причинах. При этом сама собою получает некоторое господство такая мысль: "Существовала церковь единая, неделимая, без всяких расколов и раздоров, вдруг, по тем или другим причинам, некоторая часть от этой церкви отделилась и образовала старообрядчество". Такое представление по меньшей мере односторонне, узко, не охватывает всего явления. Если позволительно говорить о времени и причинах происхождения старообрядчества, то еще большее право имеет вопрос: какое именно и когда произошло событие в самой церкви, событие, побудившее очень многих отделиться от нее, толкнувшее их, так сказать, на путь раскола? Этот вопрос яснее выражается так: когда образовалось господствующее исповедание и какие причины способствовали этому?

 Вопрос о происхождении старообрядчества всегда ставится неправильно. В основу исследуемого явления кладется тот момент, когда старообрядцы сказали: да, мы отделяемся от церкви, точнее, от тех властей, которые стоят во главе ее. Этому моменту необходимо должен был предшествовать какой-нибудь другой момент, какое-нибудь другое событие в самой церкви, которое побудило доселе и всегда верующих и преданных церкви и иерархии людей сказать: явилась новая церковь, необходимо  отделиться  от  нее.

 В отличие от всех отделявшихся от церкви и раньше и после, старообрядцы сами в себе не имели никаких причин, ни поводов к отделению. Какой бы раскол, какую бы ересь мы ни взяли, всюду легко отыскать целый ряд предшествующих явлений, которые постепенно, изо дня в день, на протяжении целых лет, даже десятков и сотен лет, выращивали семена раздора, подготовляли деятелей и, наконец, завершались открытым мятежом. Пусть эти подготовительные явления происходили в самой церкви, пусть в них были повинны и сами церковные власти, - все же в них ярко выражается неправославное, противоцерковное направление человеческой мысли, и чем ближе ко времени открытия раздора, тем яснее и яснее. От древнего Ария до новейшего Толстого все еретики и раскольники имели своих предшественников. Таков естественный порядок возникновения и расцвета ересей и расколов.

 Ничего подобного при самом тщательном исследовании нельзя отыскать в самом первом старообрядчестве. Даже ученые господствующей церкви при всем своем желании не могут поставить возникновение старообрядчества на такую определенную и ясную историческую почву. Признавая старообрядчество за раскол, т.е. за погрешительное отделение от непогрешительной и непорочной Церкви, эти ученые однако не могут указать предшественников этого раздора и явлений, способствовавших его возникновению, точнее - не могут указать зародышей раскола во времена предшествующие. Говорим именно о зародышах раскола, о первых семенах противления церкви.

 Правда, этих указаний, по-видимому, весьма много, даже более чем достаточно. Но эти указания не достигают той цели, с какою делаются, и ни о каких семенах  противления  церкви  не  свидетельствуют.

 Укажут ли на старопечатные книги, на обряды, обычаи и весь церковной быт, господствовашие в московской церкви до Никона патриарха... Но разве во всем этом есть какие-либо семена, способные породить церковный раскол? Разве все это не было вполне здоровыми явлениями действительной церковной жизни, высокой и цветущей? Восьмиконечный крест, двуперстное сложение, сугубая аллилуия и т.д. Все это было и действовало; все это не хранилось под спудом, как зародыши будущего раскола; все это обнаруживалось не случайно и временно, как первые проблески церковного противления, а было выражением самой церковной жизни, ее цветом господствующим, всем народом почитаемым  и  свято хранимым.

 Укажут ли на Стоглавый собор, утвердивший двуперстие. Но разве в Стоглавом соборе можно найти какие-либо зародыши церковного раскола?

 Во-первых, во всем своем объеме он явился расцветом русской церковной жизни на протяжении нескольких столетий, он содействовал подъему этой жизни, ее очищению от многих пороков и недостатков. Ни до него, ни после в истории русской церкви не было таких напряжений к обновлению церковному, не было другого такого момента, когда бы русская церковь сияла таким блеском, такою духовною мощью и красотою.

 О Стоглавом соборе должно сказать то же самое, что о его председателе и руководителе митрополите Макарии4. А о нем знаменитый в наше время историк русской церкви Е.Е.Голубинский5 отозвался так: "Своим великим замыслом совершить, возможно, полное обновление русской церкви, так, чтобы последняя во всем объеме ее жизни была очищена от всех недостатков и пороков, Макарий занимает совершенно выдающееся положение между всеми высшими пастырями русской церкви, бывшими прежде него и после него, как исключительно знаменитый между всеми ими". Как бы ни отзывались о Стоглавом соборе, - собор ли 1666-1667 годов, или новейшие миссионеры, как бы ни считали его погрешительным, во всяком случае он сам по себе выше этих критиков, и от него никто не в силах отнять то, что он действительно является славою русской церкви, славою, далеко не поблекшею до наших дней. Позволительно даже сказать, что будущий собор господствующей церкви должен начать с того, на чем остановился Стоглавый собор и, минуя тем или другим образом собор 1666-1667 годов обязан ради блага церкви и народа явиться достойным преемником Стоглавого собора. Какие же семена раскола можно усмотреть в общих деяниях и постановлениях  Стоглавого  собора?

 Во-вторых, Стоглавый собор утвердил двуперстие, разве он не основывался на всей предшествующей многовековой истории церкви? Разве не двуперстие было господствующим столетия до него на русской земле? Разве кто-либо из современных ученых сможет ограничить историческое бытие двуперстия определенным или неопределенным указанием, что глубочайшая христианская древность его не знала?

 Стоглавый собор утвердил то, что уже века до него было господствующим, непререкаемым, святым, что казалось и на самом деле было цветом церковной жизни, без чего невозможно было самое прикосновение к церкви, что способствовало иногда удивительно высокому развитию духа человеческого. Не крест ли восьмиконечный охранил русскую церковь от католичества? Не двуперстным ли сложением осеняли себя в своих великих  подвигах  все  святые  земли  русской?

 Церковная жизнь, как и жизнь вообще, выражается мелкими, иногда едва уловимыми чертами, но эти незаметные черты, эти микроскопические штрихи слагаются в правильное, отчетливое, легко читаемое очертание, в один удивительно сложный и возвышенно жизненный организм - тело. Не только вероучение, как непреложная истина, но даже едва уловимая форма букв, которыми переписано изложение этого вероучения, свидетельствует о вере, о духовно-нравственном проникновении в веру. Не только богослужебная книга, но и обращение с нею или как с предметом святым, или как с обыкновенным служит показателем смысла и силы богослужения. Не только обряд, но и едва уловимое движение при  его  совершении  является  символом  веры.

 Со всех этих сторон, да и вообще во всех отношениях жизнь русской церкви еще задолго до Никона патриарха сложилась в величественное одухотворенное тело. В течение столетий являлись святые великие подвижники веры и народности и складывались уставы, предания, обряды, обычаи; росли и крепли мысль и чувство, свидетельствующие о сохранности Христовой веры в чистоте и неприкосновенности; воспитывалась единая народная  верующая  душа.

 Можно ли в этой народной душе искать каких-либо зародышей раскола? Нет, и на это никто дерзнуть не осмелится, кто верует, что и до Никона патриарха на Руси была святая непорочная Христова Церковь, что народ был предан чистой вере, что он созидался в великий храм Духа Святого. Этой вере, этой Церкви старообрядцы никогда не были изменниками. Все то, на защиту чего они восстали, было освящено самою Церковью и засвидетельствовано великими святыми, одухотворено народною мыслью.

 Возьмем ли епископа Павла или протопопа Аввакума или других, - никто из них не внес ни единой мысли, ни одного чувства, которые не были бы освящены всею жизнью русской церкви, которые не были бы в церкви господствующими и в народе жизненными. Все их доказательства, все убеждения сводились к одному: "вернитесь к тому, что было в церкви вчера, год назад, столетия, что ею освящено и признано, в чем выразилась и из чего сложилась ее собственная жизнь, во что до вчерашнего дня, до этих новшеств,  веровал  весь  народ".

 Таким образом, исчезает самая возможность вопроса о начале происхождения старообрядчества. Не при Никоне патриархе оно возникло и окрепло, а раньше его, так что изначальный момент старообрядчества должен быть отодвинут в глубь веков, он простирается в страшную историческую даль, доходит до самых цветущих времен восточной церкви и апостольского века. Раньше же Никона старообрядчество развивалось в удивительно пышный цвет, оно торжествовало на Стоглавом соборе, его исконным представителем является митрополит Макарий, его исповедовали и князья, и цари московские, и целые сонмы русских святых, оно именно было господствующим исповеданием на русской земле до Никона патриарха, воспитавшегося в нем же и имевшего силу изменить ему. При Никоне патриархе старообрядчество не началось, не зародилось, а было смещено, заменено чем-то иным, новым, старообрядчество же раскидано было по всей русской земле. То, что обыкновенно называют старообрядчеством, или расколом, в сущности есть не что иное как часть некогда великой и цветущей церкви, искони живой, растущей, одухотворенной.

 Можно говорить не о причинах происхождения старообрядчества, а о причинах разделения древней старообрядческой церкви, о причинах сохранения ее духа в народе русском, о причинах необыкновенной живучести и силы этого духа, о причинах и свойствах церковного перелома, совершившегося при патриархе Никоне, и безжизненности, полной неудачности при всем видимом блеске этого перелома.


4 Макарий (1481/82-1563), московский митрополит (1542-1563). Выдающийся иерарх Русской Церкви. Много способствовал церковному просвещению. Под его руководством проходил знаменитый Стоглавый собор.


5 Голубинский Евгений Евстигнеевич (1834-1912). Профессор Московской духовной академии, академик. Автор общирной Истории русской церкви и многих других сочинений, посвященный отечественной церковной истории, в том числе и истории старообрядчества.